Неточные совпадения
В суровом молчании, как жрецы, двигались повара; их
белые колпаки на фоне почерневших стен придавали работе характер торжественного служения; веселые, толстые судомойки у бочек с водой мыли посуду, звеня фарфором и серебром; мальчики, сгибаясь под тяжестью, вносили корзины, полные
рыб, устриц, раков и фруктов.
Рыбачьи лодки, повытащенные на берег, образовали на
белом песке длинный ряд темных килей, напоминающих хребты громадных
рыб. Никто не отваживался заняться промыслом в такую погоду. На единственной улице деревушки редко можно было увидеть человека, покинувшего дом; холодный вихрь, несшийся с береговых холмов в пустоту горизонта, делал открытый воздух суровой пыткой. Все трубы Каперны дымились с утра до вечера, трепля дым по крутым крышам.
В дверях буфетной встала Алина, платье на ней было так ослепительно
белое, что Самгин мигнул; у пояса — цветы, гирлянда их спускалась по бедру до подола, на голове — тоже цветы, в руках блестел веер, и вся она блестела, точно огромная
рыба. Стало тихо, все примолкли, осторожно отодвигаясь от нее. Лютов вертелся, хватал стулья и бормотал...
Позовет ли его опекун посмотреть, как молотят рожь, или как валяют сукно на фабрике, как
белят полотна, — он увертывался и забирался на бельведер смотреть оттуда в лес или шел на реку, в кусты, в чащу, смотрел, как возятся насекомые, остро глядел, куда порхнула птичка, какая она, куда села, как почесала носик; поймает ежа и возится с ним; с мальчишками удит
рыбу целый день или слушает полоумного старика, который живет в землянке у околицы, как он рассказывает про «Пугача», — жадно слушает подробности жестоких мук, казней и смотрит прямо ему в рот без зубов и в глубокие впадины потухающих глаз.
Фаддеев, бывший в числе наших слуг, сказал, что и их всех угостили, и на этот раз хорошо. «Чего ж вам дали?» — спросил я. «Красной и
белой каши; да что, ваше высокоблагородие, с души рвет». — «Отчего?» — «Да
рыба — словно кисель, без соли, хлеба нет!»
В самом деле,
рыба под
белым соусом — хоть куда.
Конфекты были — тертый горошек с сахарным песком, опять морковь, кажется, да еще что-то в этом роде, потом разные подобия
рыбы, яблока и т. п., все из красного и
белого риса.
По вершинам кое-где
белеет снег или песок; ближайший к морю берег низмен, песчан, пуст; зелень — скудная трава; местами кусты; кое-где лепятся деревеньки; у берегов уныло скользят изредка лодки: верно, добывают дневное пропитание, ловят
рыбу, трепангов, моллюсков.
На другой день мы продолжали наш путь вниз по долине реки Такемы и в три с половиной дня дошли до моря уже без всяких приключений. Это было 22 сентября. С каким удовольствием я растянулся на чистой циновке в фанзе у тазов! Гостеприимные удэгейцы окружили нас всяческим вниманием: одни принесли мясо, другие — чай, третьи — сухую
рыбу. Я вымылся, надел чистое
белье и занялся работой.
Его
белье, пропитанное насквозь кожными отделениями, не просушенное и давно не мытое, перемешанное со старыми мешками и гниющими обносками, его портянки с удушливым запахом пота, сам он, давно не бывший в бане, полный вшей, курящий дешевый табак, постоянно страдающий метеоризмом; его хлеб, мясо, соленая
рыба, которую он часто вялит тут же в тюрьме, крошки, кусочки, косточки, остатки щей в котелке; клопы, которых он давит пальцами тут же на нарах, — всё это делает казарменный воздух вонючим, промозглым, кислым; он насыщается водяными парами до крайней степени, так что во время сильных морозов окна к утру покрываются изнутри слоем льда и в казарме становится темно; сероводород, аммиачные и всякие другие соединения мешаются в воздухе с водяными парами и происходит то самое, от чего, по словам надзирателей, «душу воротит».
В устья рек кета входит здоровая и сильная, но затем безостановочная борьба с быстрым течением, теснота, голод, трение и ушибы о карчи и камни истощают ее, она худеет, тело ее покрывается кровоподтеками, мясо становится дряблым и
белым, зубы оскаливаются;
рыба меняет свою физиономию совершенно, так что люди непосвященные принимают ее за другую породу и называют не кетой, а зубаткой.
Болотною и водяною дичью они не богаты; только позднею осенью отлетная птица в больших стаях гостит на них короткое время, как будто на прощанье; зато всякая
рыба бель, кроме красной, то есть осетра, севрюги, стерляди и проч., водится в степных озерах в изобилии и отличается необыкновенным вкусом.
Красивое это озеро Октыл в ясную погоду. Вода прозрачная, с зеленоватым оттенком. Видно, как по дну
рыба ходит. С запада озеро обступили синею стеной высокие горы, а на восток шел низкий степной берег, затянутый камышами. Над лодкой-шитиком все время с криком носились
белые чайки-красноножки. Нюрочка была в восторге, и Парасковья Ивановна все время держала ее за руку, точно боялась, что она от радости выскочит в воду. На озере их обогнало несколько лодок-душегубок с богомольцами.
Отец мой позаботился об этом заранее, потому что вода была мелка и без мостков удить было бы невозможно; да и для мытья
белья оказались они очень пригодны, лодка же назначалась для ловли
рыбы сетьми и неводом.
Озеро было полно всякой
рыбы и очень крупной; в половодье она заходила из реки
Белой, а когда вода начинала убывать, то мещеряки перегораживали плетнем узкий и неглубокий проток, которым соединялось озеро с рекою, и вся
рыба оставалась до будущей весны в озере.
Только что мы успели запустить невод, как вдруг прискакала целая толпа мещеряков: они принялись громко кричать, доказывая, что мы не можем ловить
рыбу в
Белой, потому что воды ее сняты рыбаками; отец мой не захотел ссориться с близкими соседями, приказал вытащить невод, и мы ни с чем должны были отправиться домой.
Вставая утром, он не находил на обычном месте своего платья и должен был вести продолжительные переговоры, чтобы получить чистое
белье, чай и обед ему подавали то спозаранку, то слишком поздно, причем прислуживал полупьяный лакей Прохор, который являлся к столу в запятнанном сюртуке и от которого вечно воняло какою-то противной смесью
рыбы и водки.
—
Белая рыба-то? — задумчиво спрашивает Наталья.
Накануне дня, с которого началось многое, ради чего сел я написать эти страницы, моя утренняя прогулка по набережным несколько затянулась, потому что, внезапно проголодавшись, я сел у обыкновенной харчевни, перед ее дверью, на террасе, обвитой растениями типа плюща с
белыми и голубыми цветами. Я ел жареного мерлана [Мерлан —
рыба из семейства тресковых.], запивая кушанье легким красным вином.
«
Рыбы, попадающиеся в Урале в наибольшем количестве, суть: осетр, белуга, шип, севрюга,
белая рыбица, судак, лещ, щука, бершь, сазан, сом, головли.
И одна главная дорога с юга на север, до
Белого моря, до Архангельска — это Северная Двина. Дорога летняя. Зимняя дорога, по которой из Архангельска зимой
рыбу возят, шла вдоль Двины, через села и деревни. Народ селился, конечно, ближе к пути, к рекам, а там, дальше глушь беспросветная да болота непролазные, диким зверем населенные… Да и народ такой же дикий блудился от рождения до веку в этих лесах… Недаром говорили...
Самое имя этой красивой рыбки указывает, что оно уменьшительное от имени
рыбы лох, и оно недаром дано ей: красные, черные и
белые крапинки, которыми она испещрена, очень похожи на крапины лоха, или красули, достигающей огромной величины; но рыбка, о которой я говорю, — самая маленькая рыбка: лошок в два вершка — редкость по величине.
Это озеро находится в тридцати верстах от губернского города Уфы и в полуверсте от реки
Белой, с которой сливается весною; разумеется, русские называют его и сидящую на нем деревню Кишки.] таскал я плотву и подлещиков; вдруг вижу, что на отмели, у самого берега, выпрыгивает из воды много мелкой рыбешки; я знал, что это происходит от преследования хищной
рыбы, но, видя, что возня не прекращается, пошел посмотреть на нее поближе.
Помню я в детстве моем, как тянули неводами заливные озера по реке
Белой (это было тогда, когда Оренбургская губерния называлась еще Уфимскою), как с трудом вытаскивали на зеленый берег туго набитую
рыбой мотню, [Мотнею называют остроконечный длинный мешок, находящийся в середине невода.] как вытряхивали из нее целый воз больших щук, окуней, карасей и плотвы, которые распрыгивались во все стороны; помню, что иногда удивлялись величине карасей, взвешивали их потом, и ни один не весил более пяти фунтов.
Чем жарче погода, тем надобно удить ранее: среди лета, в ясные знойные дни, едва блеснет
белая полоса на востоке, охотник должен быть на месте уженья: мы разумеем уженье крупной
рыбы и особенно на прикормленном месте; покуда рыбак бросит прикормку, разовьет и насадит старательно удочки, уже займется заря, начнут выскакивать пузыри со дна на поверхность воды от идущей со всех сторон
рыбы, и клев наступает немедленно.
Можно удить на ситный и
белый хлеб, но ржаной более имеет запаха, и
рыба охотнее берет на него.
Просунь сквозь окошечко хоть
белую ручку свою…» Для великорусского крестьянина это слишком нежно; но и он очень любит смотреть на всякую
рыбу в воде, весело мелькающую на поверхности, сверкающую то серебряной, то золотой чешуей своей, то радужными полосами; иногда тихо, незаметно плывущую, иногда неподвижно стоящую в речной глубине!..
Я разумею здесь только те породы
рыб, которые называются
бель, в противоположность чему все другие породы, как-то: осетры, севрюга, белорыбица и проч., называются красная
рыба.
С весны щуки берут мало на жерлицы, летом же подпадают они около трав, в которых обыкновенно стоят, подстерегая мелкую
рыбу, но всего лучше удить их осенью: [Это говорится про Оренбургскую губернию: там величайшая редкость, если щука возьмет даже летом или осенью на
белого червя (сальника); хотя редко, но иногда берет она на раковую шейку; на земляного же и навозного червя — никогда.
Простой народ и не знает слова форель; он называет эту прелестную
рыбу: пестряк, а в собирательном: пеструшка — имя самое приличное, ибо она вся испещрена черными, красными и
белыми крапинами.
Надобно выдернуть волосы из хвоста
белой [Приготовляются лесы и из черных волос, но очевидно, что прозрачность
белых волос, сливаясь с водою, делает лесу неприметною для
рыбы, следовательно лучшею.] лошади; выбрать самые длинные, ровные,
белые и прозрачные и сучить или вить из них лесы какой угодно толщины: от двух, четырех, шести и до двадцати волос.
Иногда употребляют и название «красной
рыбы», вероятно по желтовато-розовому цвету ее тела и, может быть, по красным крапинам, которыми она испещрена; но не должно смешивать красулю с собственно так называемою красною
рыбой, или семгой: последняя отличается от первой более широким станом, серовато-белым цветом чешуи и большею краснотою тела; она живет преимущественно в больших реках.
Красуля принадлежит к породе форели и вместе с нею водится только в чистых, холодных и быстрых реках, даже в небольших речках или ручьях, и в новых, не загаженных навозом прудах, на них же устроенных, но только в глубоких и чистых; стан ее длинен, брусковат, но шире щучьего; она очень красива; вся, как и форель, испещрена крупными и мелкими, черными, красными и
белыми крапинами; хвост и перья имеет сизые; нижнюю часть тела — беловато-розового цвета; рот довольно большой; питается мелкою
рыбой, червяками и разными насекомыми, падающими в воду снаружи и в ней живущими.
Глеб и сын его подошли к избушке; осмотревшись на стороны, они увидели шагах в пятнадцати дедушку Кондратия, сидевшего на берегу озера. Свесив худощавые ноги над водою, вытянув вперед
белую как лунь голову, освещенную солнцем, старик удил
рыбу. Он так занят был своим делом, что не заметил приближения гостей: несколько пескарей и колюшек, два-три окуня, плескавшиеся в сером глиняном кувшине, сильно, по-видимому, заохотили старика.
А когда море спокойно, как зеркало, и в камнях нет
белого кружева прибоя, Пепе, сидя где-нибудь на камне, смотрит острыми глазами в прозрачную воду: там, среди рыжеватых водорослей, плавно ходят
рыбы, быстро мелькают креветки, боком ползет краб. И в тишине, над голубою водой, тихонько течет звонкий задумчивый голос мальчика...
Часть стены тотчас вывалилась полукругом, образовав полку с углублением за ней, где вспыхнул свет; за стеной стало жужжать, и я не успел толком сообразить, что произошло, как вровень с упавшей полкой поднялся из стены род стола, на котором были чашки, кофейник с горящей под ним спиртовой лампочкой, булки, масло, сухари и закуски из
рыбы и мяса, приготовленные, должно быть, руками кухонного волшебного духа, — столько поджаристости, масла, шипенья и аромата я ощутил среди
белых блюд, украшенных рисунком зеленоватых цветов.
Артамонов старший лежал на полу, на жиденьком, жёстком тюфяке; около него стояло ведро со льдом, бутылки кваса, тарелка с квашеной капустой, обильно сдобренной тёртым хреном. На диване, открыв рот и, как Наталья, подняв брови, разметалась Пашута, свесив на пол ногу,
белую с голубыми жилками и ногтями, как чешуя
рыбы. За окном тысячами жадных пастей ревело всероссийское торжище.
До самых бортов лодка наполнена
белой, серебряной
рыбой, так что ноги гребцов лежат на ней вытянутыми прямо и попирают ее. Небрежно, на ходу, в то время когда гребцы почти еще не замедляют разгона лодки, Юра соскакивает на деревянную пристань.
Шаховской представлял из себя большую копну сена, на которой лежала голова, покрытая
белой фуражкой с длинным козырьком от солнца, из-под которого торчал длинный, птичий его нос, готовый, казалось, клюнуть подбородок; он не выпускал из рук удилища, но в маленьких и прищуренных его глазах можно было заметить, что он думает не об
рыбе, а скорее о каком-нибудь действующем лице в своих «Игроках»…
Анисим оглядывался на церковь, стройную, беленькую — ее недавно
побелили, — и вспомнил, как пять дней назад молился в ней; оглянулся на школу с зеленой крышей, на речку, в которой когда-то купался и удил
рыбу, и радость колыхнулась в груди, и захотелось, чтобы вдруг из земли выросла стена и не пустила бы его дальше и он остался бы только с одним прошлым.
Кухарка. Жаловаться нельзя. На это она не скупа.
Белая булка по воскресеньям,
рыба в постные дни по праздникам, а кто хошь, и скоромное ешь.
Вишь, староста приехал, да обоз с дровами, что ли, пришел, так он и пошел в трактир принимать; самый вредный человек и преалчный, никакой совести нет, чаю пары две выпьет с французской водкой как следует, да потребует бутылку
белого,
рыбы, икры; как чрево выносит, небось седьмой десяток живет, да ведь что, матушка, какой неочестливый, и сына-то своего приведет, и того угощай.
Мы долго собирались, поздно вышли и пришли в Бурцево к вечерней заре. Ивана не было, он, оказывается, ушел к свояку в Окунево, где праздновали престол. Приняла нас его жена Авдотья, худая пучеглазая баба, похожая лицом на
рыбу, и такая веснушчатая, что
белая кожа только лишь кое-где редкими проблесками проступала на ее щеках сквозь коричневую маску.
Подбежали к косной трое бойких ловцов, все трое одеты по-праздничному — в ситцевых рубахах, в черных плисовых штанах, с картузами набекрень. Петр Степаныч наперед откупил у них вечерний улов в шашковых снастях. По песку был раскинут невод из бо́тальной дели, изготовили его ловцы на случай, если купцы вздумают не только
рыбу ловить, но на
бель тони закидывать. Одаль рашни́ и бо́тала лежали. Тоже на всякий случай ловцы их припасли.
Жених с невестою обновили эту лодочку, похожую на большую голубовато-белую
рыбу, накануне, и теперь Нан бесстрашно рассаживала в нее приюток.
Кулечек с мясом или
рыбой не очень нравился некоторым прихотливым особам, которые, однако ж, дома не стыдились
белыми ручками таскать своих девок за волосы, напомаженные коровьим маслом; но потом попривыкли они к кулечку, в уважение того, что Александр Иваныч все-таки превежливый и приятный кавалер.
Он был неистощим на выдумки, и случалось даже видеть, как на берегу Псла он стоял с удочкой и ловил
рыбу или раков, нарядившись во фрачную пару, крахмальные воротнички,
белые перчатки и цилиндр.
На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок-мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую
рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и уезжали по той же плотине, запыленные мукой, с
белыми возами — на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно так же убитыми.
Кроме барки Зенона, по реке плавали голубые и
белые цветы лотоса, а над водою, ближе к берегам, носились стаи птиц, чайки и морские вороны и жадно выхватывали во множестве нагнанных
рыб; ближе к берегам плыли и толкались золотые шары огромнейших дынь… и вдруг все сразу заметили продолговатый плес, в средине которого казалось что-то похожее на ивовое бревно в кожуре…
Пизонский счел эти крестики, снял
белое перышко и безмолвную косточку безмолвной
рыбы, благодарственно перекрестился и, вылезши из подполья, отправился за своими сиротками и снова зажил прежним Робинзоном.